Category Archives: popular science

Две цитаты про ВИЧ и СПИД (напомню – СПИД это поздняя стадия ВИЧ-инфекции, развивается при отсутствии противовирусной терапии). Первая из беседы старшего научного сотрудника, врача-инфекциониста Федерального научно-методического центра по профилактике и борьбе со СПИДом ФБУН «Центральный НИИ эпидемиологии» Роспотребнадзора Василия Шахгильдяна с корреспонденткой “Коммерсанта” Ольги Алленовой:

Среди российских граждан в возрасте 15–49 лет ВИЧ-инфицированы 1,2%. Наиболее острая и опасная ситуация в возрастной группе от 30 до 44 лет: у 3,3% обследованных мужчин 35–39 лет установлена ВИЧ-инфекция. Возможно, кого-то эти цифры не поразят, но вдумаемся: 3 из 100 мужчин среднего возраста заражены ВИЧ и являются источником инфекции.

В вагоне электрички на Москву с утра по статистике найдётся минимум один человек с ВИЧ, а скорее даже больше: особенно если это те поезда, где большую часть пассажиров составляют именно мужчины примерно моего возраста (мне 35). Да, число обследованных и число всех мужчин может не совпадать, но таки провериться не помешает:

Например, недавно в КИБ №2 Москвы поступила молодая женщина из благополучной семьи с тяжелым ВИЧ-энцефалитом. У нее год предполагали депрессию, пытались проводить лечение. И никто не подумал о возможной ВИЧ-инфекции. Женщина поступила в тяжелом состоянии — ее перевели из психиатрической больницы с развитием деменции и крайне низкими показателями иммунного статуса. Несмотря на быструю расшифровку природы поражения головного мозга, сразу же начатые АРТ и химиопрофилактику вторичных заболеваний, больная скончалась.

Как проверяться, если никуда идти не хочется (хотя сейчас тест на ВИЧ можно сделать очень много где)? Ну вот есть SafeBox, про который я писала и который применила на себе; а ещё с разрешения автора скопирую пост о выявлении ВИЧ+ статуса аккурат при помощи SafeBox-а:

И, на всякий случай – презервативы таки очень неплохо защищают от ВИЧ. Не абсолютно, конечно (потому что могут порваться или соскочить), но если вы услышите про “латекс-поры-больше-вируса”, то это абсолютная чушь. Презерватив герметичен для воды и даже воздуха, а молекула воды или азота/кислорода имеет размер порядка 0,3 нанометров против примерно 100-120 нанометров у ВИЧ. Разница в 300-400 раз! “Через эти щели не пролазят мыши, но могут просачиваться лошади”, примерно так звучит байка про поры в презервативах.

Буквально за несколько часов до моего выступления с лекцией про нейросексизм на Прессфесте (вот тут она в PDF) в группе EQUALITY опубликовали текст биохимика Кристины Шарло (ИМБП РАН) и нейробиолога Марии Герасименко (университет Канадзавы). 

Текст посвящён некой, кхм, популярной теории с которой я не сталкивалась ранее, но которая содержит массу утверждений под знакомым нам псевдонаучным соусом. Вот цитата (из теории):

«Все позвоночные вступают во взаимодействия с регулированием со стороны подкорковых ядер, которые используют лимбическую систему для выработки тех или иных медиаторов. Данная система работает отдельно от неокортекса (сознания, комбинаторики, ассоциативного мышления, етц) и эволюционно появилась за много миллионов лет до больших полушарий. Отвечает за доминацию/пищу/сексвостребованность. Коротко – ДСП. Эта система включена и работает всегда. Потребляет всего 5% всех ресурсов, которые потребляет мозг. Имеет приоритет перед большинством структур, находящихся в неокортексе.»

Неокортекс! Подкорковые ядра! Лимбическая сила… тьфу, лимбическая система! Ней-ро-ме-ди-а-то-ры! Про то, почему этот набор слов является в данном случае именно набором слов – и есть текст.

Рекомендую.

Частый вопрос: можно ли заниматься гуманитарной наукой (или, корректнее, изучением чего-то связанного с людьми) без вот этих всех субьективных искажений?

Этот вопрос мне задают часто. В эти выходные состоялся такой разговор:

я: – Вот, скажем, феномен ксенофобии. Это по определению субъективная штука, отношение к мигрантам всегда у людей в голове в первую очередь.

собеседник: – Ну почему же. Страх потерять работу может быть вызван вполне объективно существующим явлением.

я: – Явление “на место работника из местных взяли мигранта” действительно может быть объективным фактом, но вот отношение к этому разное. Скажем, если из трёх слесарей одного уволили и заменили приезжим, двое оставшихся могут воспринимать ситуацию по-разному. Один будет бояться, а второй решит “да ну, Сергея выгнали за пьянство, а я-то не такой” – и это тоже субъективно, поскольку на самом деле, возможно, Сергея уволили именно что по экономическим причинам, его труд стоил дороже труда Джамшуда. 

собеседник: – Но ведь конкуренция существует.

я: – Да. Но ксенофобный дискурс – то, что пишут про мигрантов – с этим связан слабо. Вот колумнист, который про это пишет колонку в, скажем, газету “Завтра” – его точно не заменят Джамшудом. Редактор газеты, где печатают ксенофобные тексты, не скажет “о, круто, давайте наймём таджика без документов, он нам вдвое дешевле напишет про всё то же самое!”. 

Более того, в случае ксенофобии (и тем более гомофобии) “рациональное” нас только запутывает – если вы начнёте разбирать вроде как объективные причины для ненависти, вы просто увязнете. Кто, например, виноват больше: чеченцы (этнические чистки в Грозном 90-х годов) или русские (депортация чеченцев в 40-х)? Были ли объективные основания у антисемитов в Польше 1930-х? А в какой момент “обоснованная неприязнь” превратилась в катастрофу? Эти вопросы не про объективность, а про то, как люди пытаются обосновать свои действия – они столь же “объективны”, как высказывание “а он первый начал!”. 

Разумеется, здесь мы подходим к иной проблеме: как отделить те высказывания, производство которых ничего не требует, от чего-то достойного называться наукой? Мой ответ таков – даже если мы исследуем нематериальные сущности вроде отношения людей к чему-либо, мы можем опираться на:

• то, что люди пишут и говорят, тем более это сохраняется и существует в некой независимой от авторов форме;
• то, как люди действуют (и здесь можно разбирать не столько политические решения, сколько, например, индивидуальное поведение вплоть до уровня поз и мимики);
• то, что люди говорят при ответе на определённый вопрос в определённом контексте. 

Разумеется, во всех этих случаях необходимо учитывать детали ситуации, контекст высказывания или действия. Но то же самое можно сказать про любую естественную науку: физические приборы, помещённые в неадекватные условия, выдадут неадекватный результат. Нельзя, например, корректно определить направление на север компасом внутри помещения с кучей магнитов – или взвесить груз пружинными весами на американских горках во время поездки. “Измерительные приборы” социологов тоже требуют корректного обращения.

Как правильно анализировать высказывания, проводить опросы и наблюдения – это столь же большая и сложная тема, как и организация физического или химического эксперимента. Этому, собственно, и учат на соответствующих факультетах: в нашем курсе, например, был предмет “Количественные и качественные методы социологического исследования”.